Пожалуй, сегодня очень немногим известно это имя — Карл Генрих Монтандон (Шарль Генри Габриэль Монтандон). Если только узкому кругу коллекционеров, далеко не всем историкам да еще, пожалуй, дотошным пушкинистам. Вот они-то как раз и заинтересовались однажды тем письмом…
Его в 1834г. получил Александр Сергеевич Пушкин, а вместе с ним книгу с дарственной надписью: «Милостивый государь, покорнейше прошу Вас принять эту книгу взамен воровства, совершенного мной с заранее обдуманным намерением. Охотно пользуюсь этим случаем, чтобы засвидетельствовать Вам совершенное уважение, с каковым имею честь оставаться, сударь, Вашим усерднейшим слугой. Монтандон, Одесса, 1 апреля 1834г.» И далее: «Я обосновался в Симферополе, и, если у Вас когда-либо явится надобность в каких-нибудь справках или в чем другом, прошу вас свободно располагать мною».
Какого рода справки имелись в виду и что было за «воровство», явствовало, собственно, из самой книги. Называлась она «Путеводитель путешественника по Крыму», а эпиграфом к ней послужили взятая, очевидно, без разрешения поэта (то есть «ворованная», как говорит сам автор), строка из поэмы «Бахчисарайский фонтан»: «Волшебный край, очей отрада…»
Попутно следует отметить, что теперь эта книга – несомненный раритет для всех коллекционеров, собирающих путеводители, карты и другие подобные справочные издания, так как является не только первым изданным путеводителем по Крыму, но и вообще первым российским путеводителем (хотя и написанным швейцарцем, и на французском языке). Исследователей творчества А.С.Пушкина заинтересовал, прежде всего, неофициальный тон письма, указывавший, несомненно, на довольно короткое знакомство поэта с автором путеводителя. Но кто такой этот Монтандон?.. Стали искать в архивах, и оказалось, что все же кое-какие сведения о нем есть. К тому же в процессе поисков на белый свет интригующе выплыла история одной романтической любви, связанной с нашим героем и случившейся в те же годы в Крыму, в Симферополе, с тайным, увы, по сей день ее завершением. Итак, давайте по порядку.
В начале 20-х годов XIX столетия в город Одессу прибыл молодой энергичный красавец, швейцарец по происхождению, Карл Генрих Монтандон, и тут же развернул бурную торгово-коммерческую деятельность. Образованный, любознательный и деятельный иностранец, всерьез заинтересовавшись Крымом, его местными особенностями, природой, историей, решил… написать путеводитель. В Европе подобные издания были уже в ходу, но для России и Крыма это было определенно диковинкой. Снабдить полезной информацией человека, отправлявшегося в путь (в тот же Крым, например), до того почему то не приходило у нас никому в голову… Так что Монтандона есть за что помнить! Тем более что для этого первого опыта автором был проделан большой и серьезнейший труд: были отысканы и проштудированы практически все имеющиеся на тот час публикации по истории и географии полуострова на немецком, французском и русском языках.
А если к этому добавить, что родным языком швейцарца был итальянский, но при этом он общался с местным, не только русским, но и греческим, и татарским населением на их родных языках, то по всему выходит, что Карл Монтандон был не только полиглотом, но и вообще личностью незаурядной. В свете вышеизложенного не удивительно, что во время пребывания А.С. Пушкина в Крыму их нашли нужным познакомить. Это Монтандон сопровождал поэта по Бахчисарайскому дворцу, и это он перевел ему тайну арабской вязи, вырезанную на белом мраморе знаменитого «плачущего фонтана» персидским зодчим Омером в утешение хану и в память о его горячо любимой жене: Серсебиль – райский источник, изкоторого пьют только души праведников…
А теперь наверняка нужно рассказать о том, почему Карл Монтандон в его письме к поэту предлагал искать его в случае необходимости не в Одессе, а в Симферополе – в ту пору небольшом, довольно пыльном, скучном и значительно удаленном от красот Южнобережья городишке, к тому же не шедшим ни в какое сравнение с многолюдной и цивилизованной Одессой. Что могло привлечь к нему блестящего, образованного молодого человека? Скорее – увлечь… Ибо этим магнитом была молодая женщина – Юстиния Андреевна Ланг, которая, правда, была замужем. Ее муж – доктор Петр Иванович Ланг, инспектор врачебной управы Таврической губернии, был в то время личностью довольно известной. Был также знаком с Пушкиным и даже, по его утверждению, имел смелость подсказать поэту сюжет будущей поэмы «Бахчисарайский фонтан». О супруге же Петра Ивановича весьма лестно отзывался путешествовавший в одно время с Пушкиным некто господин Гераков. Именно он тогда прекрасно описал все симферопольское светское общество и вот как охарактеризовал госпожу Ланг: «Лет за двадцать, прекрасная женщина, с кротостию, и у нас в Петербурге остановила бы каждого, и нежный пол, разумеется, независтливый, отдал бы ей справедливость: и стан, и взгляд, и все мило в ней», продолжая далее: «Она была обворожительна… беда сердцу! Скорее, скорее от очаровательных мест, где кротко умствуют и скромно говорят!» Ко времени написания записок Гераковым Юстиния Андреевна имела уже троих малолетних дочерей, которые, как писал все тот же автор, «будут со временем украшать Тавриду», и несколько тяготилась степенным и молчаливым мужем. Все в точности мы, конечно, никогда не узнаем, но легко можно предположить, что появившийся вдруг в симферопольском обществе интересный во всех отношениях молодой иностранец, умевший к тому же захватывающе рассказывать о путешествиях, о других странах, о тайнах истории и в том числе и о тайнах жизни столичного и одесского бомондов, не мог не обратить на себя внимание.
Случилось даже более того… Обманывать мужа Юстиния не могла и не хотела, поэтому доктору Лангу была дана с ее стороны «официальная отставка». И влюбленные молодые люди безмятежно отдались своему счастью. Инспектор врачебной управы оказался человеком на редкость мстительным и бесчестным. Он не стал вызывать «возмутителя семейного спокойствия и растлителя нравов», как он назвал Монтандона, на дуэль, а прибегнул к мало привлекательному в среде порядочных людей приему — к доносу… Да, он написал донос, и не куда-то, а в столицу, в Главное жандармское управление России, лично г-ну А.Х. Бенкендорфу. Раздосадованный (а возможно, и разъяренный) экс-супруг не слишком заботился о достоверности излагаемого, пороча тем самым прежде всего милую Юстинию. Присовокупил сюда же и историю, слышанную им от кого-то об одесских похождениях «новоявленного Казановы». Дескать, Монтандон прибыл в Одессу в самом начале еще в обществе одной очаровательной француженки, которую представлял в одесских салонах как свою супругу. А позднее эта его спутница будто бы приглянулась известному одесскому негоцианту Кортацци, и, как утверждал в своем доносе Ланг, Монтандон «уступил ее приятелю, чуть ли не за деньги»… Но все это было соткано, конечно, лишь из слухов и домыслов, равно как и приписанные в конце доноса опасные революционные настроения швейцарца… В заключении Ланг настоятельно «советовал» этого «нарушителя семейного спокойствия и притом подозрительно бродящего вояжера Монтандона выслать за границу», прочь из Крыма.
Письмо это видимо смутило даже видавшего виды Бенкендорфа, и он обратился за комментариями к генерал-губернатору Новороссии и Крыма М.С. Воронцову. На что граф ответил так: «…Я часто встречаю сего иностранца в разных частях Крыма по занятиям весьма полезным и вижу его также в Одессе, куда он приезжал в последний раз для напечатания своего сочинения «Путеводитель по Крыму». Могу сказать утвердительно только то, что в продолжение долговременного пребывания Монтандона в здешнем крае ничего сомнительного в политическом отношении за ним не замечено…
В таком разе удовлетворение домогательства г. Ланга (находящегося в расстройстве с женою из-за этого иностранца) о высылке Монтандона за границу было бы несовместимо с кротостью и справедливостью тех правил, коими руководствуется наше правительство…» Такое заступничество графа Воронцова, несомненно, имело вес и сразу положило конец козням обиженного бывшего супруга. Вот только продолжения всей этой истории никто теперь не знает. Известно только, что в 1837г. Карл Генрих Монтандон все еще проживал в Симферополе, занимаясь торговлей и научными изысканиями. А когда он покинул Крым и Россию – неизвестно, так же как и неведомо, была ли с ним симферопольская красавица Юстиния Ланг, из-за которой и разгорелись все эти шекспировские страсти. И вот еще что: почивший через некоторое время доктор Ланг был похоронен затем, как и полагалось, на Симферопольском кладбище, но вот могилы жены его никогда рядом не было… Вот такая история.
Автор: Юлия Самарина